Андрей Макаревич

Синяя крона, малиновый ствол,
звяканье шишек зеленых.
Где-то по комнатам ветер прошел,
там поздравляли влюбленных.
Где-то он старые струны задел -
тянется их перекличка...
Вот и январь накатил, налетел,
бешенный, как электричка.
Мы в пух и прах наряжали тебя,
мы тебе верно служили,
громко в картонные трубы трубя,
словно на подвиг спешили.
Даже поверилось где-то на миг
(знать, в простодушье сердечном):
женщины той очарованный лик
слит с твоим празднеством вечным.
В миг расставания, в час платежа,
в день увяданья недели
чем это стала ты нехороша?
Что они все, одурели?
И утонченные, как соловьи,
гордые, как гренадеры,
что же в надежные руки свои
прячут твои кавалеры?
Нет бы собраться им, время унять,
нет бы им всем расстараться.
Но начинают колеса стучать:
как тяжело расставаться.
Но начинается вновь суета.
Время по-своему судит.
И в суете тебя сняли с креста,
и воскресенья не будет.
Ель, моя ель - уходящий олень,
зря ты, наверно, старалась:
женщины той осторожная тень
в хвое твоей затерялась.
Ель моя, ель! Словно Спас на крови
твой силуэт отдаленный,
Словно бы след удивленной любви,
вспыхнувшей, неутоленной.