Александр Дольский

Я слышу гармонии звуки,
и веки краснеют от слез.
Как будто над городом руки
израненный вскинул Христос.
И как предводитель оркестра,
Отца симфонический хор,
дарует бездушный маэстро
простым обывателям нор.
А люд, потребляя котлеты,
вином запивая тоску,
не слышит ни арфы, ни флейты,
и в чай насыпает песку.
Служители русской разрухи
преемники лживых убийц,
на музыку тоже безухи
играют с историей блиц.
А время как будто до пата
за ходом продумало ход,
готовя жестокого мата
мухлевщикам чистый исход.
И публика смотрит на доску
в подсказках теряя запал,
и свечи церковного воску
закапали красный портал.
А музыка мерным прибоем
в бесчувственный бьется народ
то скрипкой, то грустным гобоем,
то тембром космических нот.
Одни за другими солисты
выходят на сцену судьбы,
то гений поэзии чистой,
то джазовый гений трубы.
А руки великого Сына
точны в партитуре Отца,
но громкая песня кретина
возносится выше венца.
И глушит великих гармоний
тончайшей ажурности ткань,
и гром коммунальных агоний
врывается в свежую рань.
Я слышу гармонии звуки,
и веки краснеют от слез.
Как будто над городом руки
израненный вскинул Христос.